Курская битва

К.А. Трескунов

(Из III книги "Записки фитотерапевта" К. А. Трескунова, Москва 2004)

За два месяца до окончания Академии мы должны были подать рапорт с указанием, на какой фронт мы желали бы направиться и в какой род войск. Не помню почему, но я выбрал Центральный фронт. После Сталинградской победы мы были уверены, что вслед за небольшим затишьем начнется большое наступление. Родной край, по моим расчетам, Великие Луки, Торопец будет свобождать Центральный фронт. Мою просьбу легко было удовлетворить, так как метил я, сам того не подозревая, в самое пекло. Еще учась в школе, я пытался стать танкистом, но был забракован при поступлении в Ленинградское танковое училище по функциональному расстройству сердечной деятельности. Но видимо танки продолжали меня привлекать к себе и я выбрал танковый род войск.

На фронт мы уезжали в жаркий июньский день. Мы получили новенькую полевую форму, надели мягкие, узкие, защитного цвета погоны капитанов медицинской службы. Нам подали чистенький, отремонтированный санитарный поезд с белым новеньким бельем, аккуратно застланным на полках пассажирских вагонов. Санитарный поезд направлялся на фронт за раненьми и по пути вез нас. Провожающих было много. В основном, это были молодые красивые женщины - жены, невесты. Они провожали нас с глубокой тревогой и печалью. Увидимся ли еще? Давались обещания в вечной любви и памяти, частых писем. Они были искренними, но фронт поглотил их. Так они и остались только вечными обещаниями.

Мы были рады, что едем из глубокого тыла на фронт для равного со всеми участия в борьбе с врагом. Никто не думал об опасности, о смерти, о тяготах войны. За полтора года в Самарканде мы отвыкли от тягот Ленинградской блокады: голода, холода, воя сирены, разрывов бомб и снарядов, угрозы близкой смерти. Солнечное лето, уютный санитарный поезд, проводы, уверенность в прочности наших знаний, закрепленных дипломами и капитанскими погонами, - все настраивало на оптимизм молодости. Никакие думы о смерти, об опасностях и тяготах войны в голову не шли.

Но вот поезд тронулся, удаляясь от печальных лиц и махающих рук. Начался новый этап в жизни каждого из нас ...

Для нас, как и полтора года назад, многое повторилось, только в обратном порядке: дыни, урюк, кишмиш, потом рыба вяленая, соль мешками, снова рыба. Когда перемахнули Волгу, за соль уже выменивали вареных кур, картошку, соленые огурцы, помидоры, капусту, а кое-кто и самогон. Но ехали мы без происшествий.

Культурная обстановка вагонов санитарного поезда, командировочные предписания и сознание, что мы едем не в тыл, а на фронт, «подтягивали» нас и заставляли вести себя достойным образом.

Командиров над нами по пути к фронту не было. Мы группировались по фронтам. Наша группа 35-40 человек направлялась на Центральный фронт. В пути мы узнали, что там, на Курской дуге, идут ожесточенные бои. Знали, какую цель ставили немцы, затевая эту великую битву. Из газет и радио уже было ясно, что фашисты проигрывают эту битву, получая мощный отпор на всех участках фронта. Мы торопились прибыть вовремя. И мы не опоздали.

В наших предписаниях было сказано, что нам нужно явиться в распоряжение военно-медицинского управления Центрального фронта. Оно располагалось в красивом большом селе под городом Льговом. Село было без разрушений и утопало в зелеых садах. Стояло прекрасное солнечное лето. Никаких признаков войны мы не ощущали. Не было слышно ни артиллерийской канонады, ни гула самолетов. Мы продолжали блаженствовать в мирных ощущениях тишины и покоя. В медуправлении нас долго задерживать не стали. Получили одно на четверых предписание явиться в распоряжение медотдела 2-й танковой армии, сухой паек на два дня и отправились на попутном транспорте догонять свою армию.

В мед отдел армии мы прибыли 18 июля 1943 г., когда армию на несколько дней вывели из боя для отдыха и пополнения перед новым решающим контрнаступлением.

В медотделе армии, который располагался где-то ближе к передовой, южнее села Ольховка и севернее Курска, нас приняли тоже по-мирному, не торопясь. Звуки войны здесь были едва слышны.

О нас доложили начмедарму, но встретиться с ним не привелось. У него были какие-то другие, более важные дела. С.Л.Титова оставили старшим офицером при медотделе, В.И.Орлов получил направление в армейский автомобильный батальон, И.Т. Копылов - в батальон связи. Меня женщина-делопроизводитель отвела в армейский отряд медицинского усиления.

Отряд располагался в двух домиках рядом с мед отделом. Выяснилось, что состоит он из четырех групп: хирургической, нейрохирургической, нижних конечностей и токсикологической.

Группы усиления оказывают специализированную медицинскую помощь во время большого поступления раненых и являются резервом начмедарма. В момент моего прибытия в отряд должность командира нейрохирургической группы была вакантна и меня сразу же, не долго думая, назначили на нее. Нейрохирургия в то время была совсем новой дисциплиной в медицине, очень важной и трудной. Я обрадовался такому неожиданному назначению.

Собрал свою группу из двух врачей, операционной и перевязочной сестер, представился. Затем мы уселись на зеленой травке возле дерева и начали рассуждать, что будем делать. Никто из моих собеседников не имел никакого представления о нейрохирургии. Я только слышал кое-что из этой области знаний, сам никогда операций на головном и спинном мозге, нервах не делал и не был даже ассистентом при выполнении операций. Но я же командир группы, только что окончил Военно-медицинскую академию, должен все знать и готовить к работе своих подчиненных.

К счастью, в моем вещмешке нашлись конспекты по нейрохирургии. Предмет для меня был интересный, поэтому конспекты писались тщательно, с подчеркиванием разноцветными карандашами. Заглядывая в конспекты, я что-то монотонно, не очень уверенно рассказывал своим подчиненным. Мои девочки быстро засыпали, просыпались от падения головы на грудь и через короткое время вновь начинали дремать. Объема материала в конспектах мне хватило на 2/3 часа занятий, хотя перерывы делались большие. Начали разбирать нейрохирургические, операционные и перевязочные укладки. Разбирали их по описи. Все мы что-то знали, о чем-то догадывались. Вслух повторяли, что именно и для каких целей предназначено и как этим пользоваться. Так прошел мой первый день в танковой армии.

На другой день, в 10 часов утра, меня вызвали в медотдел армии. Без особых объяснений вручили предписание явиться в распоряжение старшего врача 109-й танковой бригады 16-го танкового корпуса. Собрав свои скромные пожитки и попрощавшись со своими «нейрохирургами», я укатил на попутной машине вперед, к передовой.

Где-то через час я уже был в расположении корпусного медсанбата. Большие дивизионные палатки «гордо» стояли, готовые принять раненых. Меня поразили: порядок и чистота вокруг, дорожки, посыпанные песком, внутренняя сверкающая белизна.

О своем прибытии я доложил дежурному офицеру. С дороги мне предложили передохнуть, накормили обедом и сказали, что в 109 - ю танковую бригаду по делам идет главный хирург медсанбата майор Баранов. Этому я обрадовался, так как совсем не ориентировался на данной местности и боялся заблудиться. Где-то через полчаса в палатку вошел среднего роста, пожилой, лет за пятьдесят, мужчина, с седыми волосами и усами на крупной, хорошо посаженой голове, в форме майора медицинской службы. Взяв какие-то бумаги со стола дежурного офицера, он пошел к выходу. В этот момент ему сообщили обо мне. По-доброму взглянув на меня, он предложил следовать за ним и сразу вышел из палатки.

Мы пошли перелеском. Где-то, не очень далеко, слышались разрывы снарядов большого калибра, над головой в чистом, безоблачном небе пролетали звенья самолетов. Чувствовалось приближение фронта. Я шел рядом с человеком прожившим, как мне показалось, большую и трудную жизнь. Это чувствовалось по его ширококостным, сильным жилистым рукам, по печальным усталым глазам на смуглом с крупными чертами лице.

Пройдя метров двести он заговорил, как-то очень тепло, как-будто обращался к своему сыну: «В бригаде работал молодой врач. Он страшно боялся бомбежек и обстрелов. Пытаясь убежать от разрывов, нарвался на свой осколок. Ему, бедному, оторвало голову. Помни: осколки от разорвавшихся мин, снарядов и бомб разлетаются в стороны, образуя собой перевернутый вершиной к земле «зонт». Чем выше твое тело над землей, тем больше шансов пересечь его поверхность. Не бегай под обстрелом, бомбежкой. От тебя больше пользы от живого, чем от мертвого. Лучше прижмись к земле или пережди в окопе, канаве. Тогда только прямое попадание-смерть».

Этот простой, но мудрый и жизненно необходимый совет, проникнутый заботой о моей молодой жизни, чтобы она не закончилась бессмысленно рано, остался в моей душе на всю жизнь. У самого Баранова, как мне потом стало известно, единственный сын погиб на фронте и ему искренне хотелось помочь мне выжить.

Так, незаметно, за разговором, мы прошли полем и лесом километров пять и часов в пять вечера очутились возле палатки начальника медслужбы бригады.

Войдя в палатку, я представился. Майор Заушицин воспринял мое появление равнодушно. Как мне было уже известно со слов Баранова, он должен был вот-вот уйти начальником армейского госпиталя. Поэтому моя личность и, тем более, судьба его мало интересовали. Моему прибытию искренне обрадовалась красивая, стройная молодая женщина-врач. Она была очень внимательна, от души приветлива и мило мне улыбалась. Это было приятно и как-то скрашивало, облегчало мое вхождение в новую обстановку с незнакомыми людьми. Оказывается, своим прибытием я спас ее от назначения на должность врача батальона вместо погибшего накануне врача. Ей, по-женски, было меня жаль, но радость за себя все перевешивала.

Меня торопились скорей отправить в моторизированный батальон автоматчиков, боясь, чтобы что-нибудь вдруг не сорвало мое прибытие туда. Быстро розыскали командира батальона капитана Михаила Павловича Иванова, который был вызван к начальнику штаба бригады, и с ним отправили в батальон. Иванов, стройный мужчина лет тридцати, со смуглым обветренным лицом посмотрел на меня добрым взглядом. Он сразу расположил к себе и я понял, что смогу без стеснения пользоваться его поддержкой. Через редкий лес мы быстро добрались до места.

Батальон был выведен на несколько дней из боя и располагался в перелеске, среди старых пней и заросших канав. Солдаты и офицеры приводили себя в порядок и отдыхали.

Командир батальона подвел меня к невысокому молодому человеку с азиатским лицом в форме старшего лейтенанта медицинской службы, который стоял возле санитарной машины и что-то записывал в блокнот.

• Муминов,- представился он. И тотчас скороговоркой сообщил:

• Я временно исполнял должность врача батальона. Вот здесь ящик с медикаментами.

Открыв его, вытащил флакон с прозрачной жидкостью и подчеркнул:

• Спирт в целости и сохранности.

Со стороны могло показаться, что он только тем и занимался, что оберегал спирт. Положив флакон на место, стал торопливо знакомить меня с моими подчиненными. Фельдшер Рехин, рыжий мужчина лет тридцати пяти, посмотрел на меня сонными, но хитрыми глазами, без особого интереса. Санинструктор Раиса Емельяненко, молодая, смуглая женщина, также не удостоила меня своим вниманием. Лишь шофер санитарной машины Лосев приветливо мне улыбнулся в ответ на рукопожатие.

• Все,- сказал Муминов, повернулся и быстрым шагом направился в свой бригадный медсанвзвод.

Я остался наедине со своими подчиненными возле машины, не зная, что делать, с чего начать. Не успел я присесть на ящик возле машины, как стали появляться пациенты. У кого голова болит, у кого - живот, у кого образовался фурункул. Я всех внимательно осмотрел, как нас учили в Академии. Дал указание фельдшеру, кому что сделать. Проблемы нехитрые, но фельдшер стал выполнять их с большой натугой и неохотой.

И вот появилось сразу несколько солдат с одной и той же жалобой:

• Нас ставят часовыми в караул, а мы в сумерки ничего не видим.

• Это у вас каждый вечер?

• Да, - уверенно отвечают они.

Что делать? Ведь это результат недостатка витамина А. Освобождать от караула? Так можно вывести весь батальон из строя. Пишу рапорт на имя командира батальона: «Для лечения болезни куриная слепота у солдат (перечисляю их фамилии), прошу Вашего распоряжения о выдаче по 80 г сливочного масла в день на каждого человека». Михаил Павлович прочел и, ни слова не говоря, написал на рапорте резолюцию: «Зампохозу. Выдать». Затем спросил:

• Вас на довольствие еще не поставили?

• Нет,-ответил я.

• Я сейчас распоряжусь.

На довольствие меня поставили быстро, выдали доппаек. Я стал полноправным офицером моторизированного батальона автоматчиков 109-й танковой бригады 16-го танкового корпуса 2-й танковой армии.

Нашел заместителя командира батальона по хозяйственной части и передал ему рапорт. Он посмотрел на него, на резолюцию комбата, затем на меня и не сдержавшись сказал:

-Я что, симулянтам отдам все сливочное масло офицерского доппайка?! Нашли дурака. Я сам пойду к командиру. Надвигалась темная, теплая ночь.

Пока я ходил, хлопотал о больных, мой Рехин, выпив весь спирт, уже храпел под санитарной машиной. Я, конечно, растерялся. А что делать? Рехин прошел огни и воды, воевал под Сталинградом. Все мои указания и требования встречает ехидной усмешкой: «Плевать, дескать, мне на все твои указания, повоюй с мое». С первых часов жаловаться командиру? Но это значит сразу расписаться в своем бессилии. Стыдно и себе во вред. Решил смолчать и назавтра с утра поговорить.

Но утром разговор не получился. С подъема была дана команда готовиться на построение сразу после завтрака. Предстояло торжественное вручение наград отличившимся в боях.

Нас выстроили на большой поляне. Все были в чистом, подтянуты, торжественны и горды своим участием в великой битве. Кругом слышались разговоры о жарких боях, о павших товарищах. Потери были очень большие и в людях, и в технике. И вот командир нашего 16-го танкового корпуса генерал-майор танковых войск Герой Советского Союза Н.М.Теляков вместе с членом Военного совета Второй танковой армии генерал-майором П.М.Латышевым начали вручать награды танкистам и мотопехотинцам. Наш командир батальона капитан М.П.Иванов получил орден Красного Знамени. Многие также получили ордена, в том числе и медики. Я никого толком еще не знал. Но мне было безусловно приятно, что попал в такую славную бригаду под командованием полковника П.Д.Бобковского и начальника политотдела О.С.Тихомирова.

После парада старший врач бригады С.В.Рысс пригласил меня познакомиться с медсанвзводом бригады. Привели меня в чистенькую палатку с уютно заправленными носилками. Молодые, симпатичные девушки-медсестры встретили приветливо и с сочувствием, боясь, что меня постигнет та же участь, что и моего предшественника Сандлера. Я с удовольствием остался бы у них служить! Но это были несбыточные мечты. Пока меня распрашивали, а я отвечал, недалеко от медпункта разорвался снаряд. Солдату осколок попал под правую ключицу и перебил подключичную артерию. Кровь хлынула из артерии высоким пульсирующим фонтаном. И мы, выскочившие после взрыва из палатки, увидели эту потрясающую картину.

Фельдшер медсанвзвода Муминов сразу же подбежал к раненому солдату и надавил на артерию большим пальцем сверху за ключицу. Кровотечение остановилось. На рану наложили повязку, а сверху - клеенчатую оболочку индивидуального перевязочного пакета. Все это закрепили лейкопластырем и придавили шиной Крамера. Солдата сразу отправили в армейский госпиталь.

Это был для меня первый наглядный урок, как важно при артериальном кровотечении не растеряться и быстро оказать помощь, начав с пальцевого прижатия кровеносного сосуда. Замешкайся фельдшер хоть на минуту и солдат погиб бы.

Недолго пришлось осваиваться в моторизированном батальоне автоматчиков. После обеда без зова трубы и громких команд на лесной песчаной дороге начали выстраиваться в колонну большие грузовые машины с открытыми кузовами. На скамейки усаживались солдаты с автоматами и ручными пулеметами. За ними стали подъезжать крытые брезентом грузовики с прицепами длинноствольных противотанковых пушек. Я видел их в первый раз. Мне рассказали, что они болванкой пробивают танк насквозь.

Я сразу понял, что батальон куда-то передислоцируется. Почему же меня никто не вызвал, не поставил задачу, как нас учили в Академии, не выдал карту?! Послал Рехина выяснить обстановку. Он быстро вернулся и сообщил, что батальон выдвигается на исходные позиции для наступления. Нам надо следовать за артиллерийской батареей. Через несколько минут колонна тронулась в путь.

Я сидел рядом с шофером, мои помощники также находились в машине. Через 30-40 минут мы подъехали к ручью, впереди просматривался овраг. С разных сторон слышались разрывы крупнокалиберных снарядов. Над нами, на бреющем, пролетали самолеты. Земля кругом была изрыта окопами и глубокими воронками от снарядов. Вверх ногами валялись убитые лошади, облепленные большими зелеными мухами. Разбитые машины, покореженные танки и пушки, и наши, и немецкие, перевернутые повозки - все говорило о том, что совсем недавно здесь шел тяжелый бой. А пулеметная и автоматные перестрелки предупреждали - рядом передовая. На душе стало тревожно.

Автоматчики спрыгнули с машин и направились цепью в сторону выстрелов. Мы оставили машину, забрали свое имущество и направились вместе с начальником штаба и замполитом в сторону командного пункта. Прошли метров триста и расположились на крутом скате оврага. Там было вырыто несколько индивидуальных ячеек. Автоматчики пошли вслед за танками на прорыв обороны немцев. За скатом нам не было видно, что происходит впереди.

Но вот началась бешеная перестрелка. Напряжение нарастало. Засвистели противопехотные мины, несколько из них одновременно попали в расположение командного пункта. Одна мина разорвалась на бруствере ячейки возле моей головы. Я не успел испугаться, как на мою спину стал падать дождь из комков земли. Сразу вспомнились спасительные советы хирурга Баранова.

Неожиданно обстрел того места, где мы находились, прекратился. Было убито два солдата - связной и телефонист. Серьезно ранены замполит и еще один солдат. Мы их быстро перевязали, наложили шину, жгут. Раненых отправили в сопровождении санинструктора Раисы Емельяненко и санитара к санитарной машине. После этого машина сразу же уехала. Я остался без санитарной машины и как потом оказалось, надолго, до конца всей операции.

С наступлением сумерек минометная и артиллерийская перестрелка затихла. Пулеметные и автоматные очереди стали слышны глухо и редко. Мы поднялись на высоту и двинулись вслед за своим батальоном. Немцы быстро отходили. Началось преследование противника.

Днем и ночью батальон в составе бригады преследовал немцев, не давая им возможности закрепиться. Небольшие передышки в движении делались только на еду, когда нас нагоняла кухня.

По пути нашего следования немцы периодически выставляли заслоны из автоматчиков с пулеметами и минометами. На их внезапный огонь отвечали минометным и артиллерийским огнем. Когда подходили танки, начиналась атака на позиции противника. Немцы сразу же отходили, не вступая в бой. И снова продолжалось преследование основных сил противника.

Раненых приходилось отправлять на попутных машинах, которые подвозили снаряды, патроны и продукты. Их брали неохотно, так как понимали, что с ранеными будет много мороки. Нужно искатъ госпиталь, ждать, пока их заберут, да еще могут заставить везти раненых дальше в тыл. Водители этих машин всегда спрашивали: «А где ваша, медики, так вашу..., санитарная машина?» А откуда мне знать, где она?! Стыдно, что это так, но что делать.

Порядок эвакуации раненых в пехотных частей отличался от правил их вывоза в танковых частях.

В пехоте полковой медпункт (ПМП) своим транспортом эвакуирует раненых из батальонов. Медсанбат, в свою очередь, своими силами и средствами вывозит раненых из ПМП, госпиталь - из медсанбата.

В танковых же частях все наоборот. На всех уровнях, начиная с батальона, раненых эвакуируют своим транспортом. У батальонного медпункта имеется своя санитарная машина. В первом же бою отправляешь на ней раненых и знаешь, что больше ее не увидишь до конца операции. Медсанвзвод танковой бригады использует ее сразу же для отправки раненых в корпусной медсанбат, а затем - в армейский госпиталь. Оттуда их перевозят на фронтовую базу.

Вот и курсирует санитарная машина с шофером и с сопровождающим санинструктором или фельдшером по тылам. А ты мучайся на передовой, устраивай раненых для эвакуации как хочешь. И никому до этого нет дела. Единственный помощник - это командир батальона, которого судьба раненых всегда близко касалась. Он и поможет найти машину, и - отправить побыстрее раненых в тыл.

В феврале 1983 г. ко мне в Черноголовку приезжал Михаил Павлович Иванов, мой первый боевой командир. И мы вместе вспоминали, пройденные нами дороги войны. Как мы с боями, преследуя противника на Курской дуге, прошли большой многодневный путь. Мне приходилось часто бывать рядом с ним и начальником штаба батальона Иваном Васильевичем Первушиным. При их содействии я мог рассчитывать на быструю эвакуацию раненых и спасение их жизней. В бою ни старшему врачу, ни, тем более, высокому начальству, не было до меня, батальонного врача, никакого дела. Никаких указаний, никакой помощи я так от них и не дождался. А как бывало тяжело и как нужна была помощь в людях, в медицинском имуществе, транспорте для эвакуации раненых. Вот какая тяжелая оборотная сторона принципа эвакуации от себя.

Обоснован ли этот принцип? Да, вполне обоснован. Танковые армии предназначены для наступления, быстрой передислокации в район прорыва противника, его ликвидации и контрнаступления. Медицинские пункты танковых частей должны также быстро перемещаться, чтобы не отстать, и не оставить в бою танкистов и мотопехоту без медицинской помощи. А для осуществления принципа эвакуации необходимо нахождение медицинского пункта на определенном месте в течение хотя бы 5-6 часов. Медпункт моторизированного батальона автоматчиков не мог ни разу допустить такой «роскоши» за весь свой длинный путь непрерывных боев (100-120 км) от села Ольховатка до рубежа, расположенного в 20 км западнее города Дмитровск-Орловского и Кучеряевки.

В результате наступательных боев 2-я танковая армия свою задачу успешно выполнила. Немцы были изгнаны с большой территории, линия фронта была выпрямлена.

Вот, что было записано в летописи начальника штаба батальона И.В.Первушина об этом периоде сражений бригады:

«В конце июня 1943 г. войска 2-й танковой армии заблаговременно заняли оборонительные рубежи на северном фланге Курского выступа в готовности к отражению атак противника.

С 5 по 12 июля 109-я танковая бригада отражала атаки противника с занимаемых рубежей обороны южнее Малоархангельска, станции Поныри, Глазуновки, Верхнего Любата, а также наносила контрудары по противнику в Ольховатке, Бутырке, Газилушах. . ;

12 июля 109-я танковая бригада, в составе войск 2-й танковой армии, перешла в контрнаступление в направлении ТроенаКромы и по 23 августа вела тяжелые бои в пунктах: Ольховатка, Верхнее и Нижнее Тагино, Гнилец, Саборовка и другие. Под ударами наших войск немцы начали отступать.

1 августа в командование 2-й танковой армией вступил генерал-лейтенант танковых войск С.И.Богданов.

5 августа 1943 г. Москва впервые салютовала войскам Центрального и Воронежского фронтов.

С 17 августа началось преследование противника. К концу августа 1943 г. Курская битва закончилась полной победой Советских войск. Немецко-фашистская группировка была разгромлена. Это была первая большая победа наших войск в летних сражениях в период Великой Отечественной войны.

Войска 2-й танковой армии не позволили противнику прорвать наш последний тыловой оборонительньй рубеж, а затем и сами перешли в наступление.

В Курской битве нашими войсками было уничтожено 30 дивизий противника. Убито, ранено и взято в плен до 500 тысяч немецких солдат и офицеров, подбито 1500 танков, 3000 орудий и свыше 370 самолетов.»

С тех пор прошло более пятидесяти лет.

Я только недавно, изучая карты боев в районе Курской дуги по прекрасному атласу 1974 г. издания, который кто-то подарил моему сыну, понял, какую великую победу одержала наша родная 2-я танковая армия. Когда немцы своими тремя танковыми корпусами (41,46 и 47) прорвали оборону и устремились прямо на юг к Курску, то им преградила путь у села Ольховатка именно 2-я танковая армия. Мощной контратакой 16-го танкового корпуса в направлении Ольховатка-Падолян в центре немецкого прорыва и 3-го танкового корпуса на правом фланге, в районе Поныри, 2-я танковая армия во взаимодействии с частями 70-й и 13-й общевойсковых армий не только остановила немцев, но и отбросила их с большими потерями к исходным рубежам. Таков был итог только одного эпизода в ратном подвиге прославленной армии, который явился вкладом в общую победу над ненавистным врагом.